Андрей быстрой походкой шел в храм. Он спешил так, как не спешил уже года четыре. Хотя нет, однажды, в прошлом году, он поддался соблазну Лукавого и выпил с другими работниками мануфактуры, а утром проспал. Вот тогда он точно также бежал к проходной. Но тогда за опоздание он отделался только десятью ударами розгами, по два за каждую минуту опоздания, а сегодня все намного хуже.
Сегодня Андрей опаздывал на исповедь! Это самое страшное, что может произойти с верующим человеком! Сегодня последнее воскресенье месяца, последний день покаяния, последний шанс пообщаться с Богом! Андрей торопился, опоздать было нельзя.
Перед глазами уже маячил столб позора, к которому на целых три дня привязывали каждого, кто пропустил ежемесячное покаяние. Три дня нечестивцы терпели плевки и удары розгами, которыми их награждали все желающие. И это несмотря на уровень уплаченной десятины! Вера для всех едина и наказание за отступление от нее тоже одинаково!
До закрытия покаянных кабин оставалось еще двадцать минут, когда он вошел в двери церкви. Андрею повезло, очереди из страждущих уже не было. Быстро показав свой мануфактурный расчетный листок дьякону, Андрей уже было хотел встать и бежать к кабинке, но увидел, что на жетоне стоит цифра семь!
Хитрый дьякон хотел украсть у него целых две минуты общения с Богом! Андрей хорошо учился в школе, и еще со школьной скамьи мог без всяких бесовских калькуляторов посчитать, с какой зарплаты какая десятина отойдет Великой Церкви и сколько минут на общение с Богом за эту сумму получит страждущий. И вот теперь младший дьякон, рвения которого к Богу хватило только на то, чтобы по воскресным дням покаянные жетоны выдавать, решил его обмануть!
Андрей молча положил перед дьяконом расчетный листок и жетон. Дьякон было вскинулся, но посмотрев в немигающие серые глаза, передумал. Он молча забрал жетон с цифрой семь и положил на его место другой, более крупный, с цифрой девять. Андрей презрительным взглядом смерил вороватого служителя церкви и пошел в привычную пятую кабинку.
Кабинки были разными. Они разнились по размеру и комфорту, например, в первой каялись те, кто ленился работать, и десятина его была ничтожно мала. Кабинка была совсем маленькой и тесной, войти туда можно только преклоненным, настолько низкий там потолок. Места хватает только зайти, упасть на колени, а после приходится выползать задом. Во второй кабинке молились бабы замужние и прочий люд, за которых плату внесли ближние. Сюда уже в полный рост войти можно было, но тоже без излишеств.
По уровню десятины Андрею полагалась именно пятая кабина. Здесь был даже поручень, для тех, у кого ноги болят от трудов. Чтобы опереться могли, с колен поднимаясь, и даже светлый лик с лампадкой, чтобы видели страждущие, к кому обращаются. А в девятой, которая для господ, говорят даже подушечка мягкая под колени есть и кресло для отдыха! Оно и понятно, ведь некоторые по часу и более с Богом общаются.
Андрей опустился на колени, перекрестился и вставил покаянный жетон в специальную прорезь ячейки. Свет слегка притух, за спиной щелкнул замок, чтобы никто не мог ворваться и помешать общению со Всевышним. Замок откроется только через девять минут, и теперь их осталось только двое, Андрей и Бог, который выслушает, поймет и простит.
***
Мануфактурщик Олег Иванович, проходя мимо, кивнул образам и проследовал к столу, где его ждал кофе и трубка, набитая хорошим и очень дорогим табаком, и телевизор, показывающий девок, резвящихся на пляже. Жизнь налаживалась. Мануфактура, доставшаяся после смерти отца, наконец-то стала приносить желанную прибыль, хоть и пришлось установить более жесткую дисциплину.
Это отец все таскался с людишками, разговоры с холопами разговаривал, думы их слушал, в проблемы вникал. И чем дело кончилось? Чуть ли ни в нищете помер! А памятник “народное надгробие”, которое ему люди поставили. Так он и не нужен никому. Прибыль и деньги, доход, вот что должны приносить работники, а не вселенскую любовь к хозяину работы. Это он им еще милость оказывает, позволяя за гроши работать на себя.
Стройный ряд мыслей прервал возникший рядом Семен, смотритель за домом и усадьбой, старший дворовый слуга. Он тоже достался от отца и его даже перевоспитывать пришлось. Зато теперь просто загляденье, стоит, молчит, ждет, когда обратится к нему господин. Глаза в пол смотрят, тело наклонено вперед, руки по швам — загляденье, эталон почтительности!
-Чего тебе, Семка? — Олег Иванович всегда именно так обращался к слугам, чтобы место свое знали и ничего страшного, что Семка ему в отцы годится, что в детстве на рыбалку молодого хозяина водил и к девкам продажным, по приказу папеньки.
-Батюшка там прибыл, Епископ Алексий, сам Владыка пожаловал, Вас видеть хотят — Семен согнулся еще сильнее, даже стало слышно, как скрипнули натруженные суставы.
Олег Иванович побледнел, далеко не каждый день и ни к каждому приходит Сам Владыка Алексий, человек могущественный не только в церковной, но и в мирской жизни. Это что же такое должно произойти, чтобы он сам, домой, а не к себе пригласил.
-Зови! Чего встал столбом! — прорычал барин, переключая пультом канал за каналом, ища благопристойную передачу, канал “Спас” нашелся только на седьмой или восьмой вкладке, динамики взвыли псалмами. Олег Иванович быстро встал и, подойдя к иконостасу, зажег фитиль лампадки от трубки. Успел! Сделал шаг назад и перекрестился.
-Негоже с Богом с трубкой в зубах разговаривать! — раздался за спиной скрипучий голос Владыки — Нечего пыль мне в глаза пускать, все про тебя и так знаю — епископ протянул руку для поцелуя — И завывание это убавь, картинно поют, без души, противно это Богу нашему.
Олег Иванович сложился почти пополам, пытаясь прикоснуться губами к руке Владыки, но владыка не оценил его потуги, пройдя мимо, устало плюхнулся в кресло.
-Дело у меня, — вздохнул Владыка, — на-ка поставь флешечку, посмотри, послушай, что люди Богу о тебе говорят.
Олег Иванович принял флешку из рук епископа, вставил в гнездо телевизора и пощелкал кнопками пульта. На экране появилось смутно знакомое лицо. Приглядевшись внимательнее, он вспомнил этого паренька, работник мануфактуры, из третьей бригады, кажется. Где это он? В покаянной комнате! Вот оно что! В комнате раздался голос работника, не с начала, видимо обрезали лишнее, оставив только то, что хотели показать.
“-А еще, прошу тебя, Господи, прибери ты хозяина нашего, Олега Ивановича! Спасу от него никому нет! Жалование убавил, вся мануфактура впроголодь живет, все его обрабатываем. Он на денежки наши шикует, а нам на нормальное покаяние десятины не хватает! Дай знак, Господи, разреши орудием твоим стать! Никакого наказания не боюсь, уничтожу гада этого с именем твоим на устах! “
Олег Иванович сел на скамеечку для ног, не сел, рухнул. Да как же так! Это же что получается, это же убивец что затеял! Как так то, он же молодой и здоровый. Он же еще ни во всех уголках мира праведного был!
-Там еще было, и про бомбы, и про поджог и еще три или четыре способа, как умертвить тебя — беспощадно добавил Владыка.
-Делать то мне что, Владыка? Может в полицию, зря я что ли налоги плачу. Пусть защищает!
-А что ты им скажешь? Я не покажу им ничего — епископ дотянулся и забрал флешку — тайна исповеди все-таки. Тут по-другому действовать нужно.
-Скажи, Владыка, все сделаю! Любой указ твой выполню!
-Что я, я лишь орудие в руках Господа нашего, его благодари за мудрость, что меня к тебе направил. Про оплату Великой Церкви после поговорим, сейчас сюда слушай, внимательно слушай да запоминай.